Беринг в Подлипках*

О судьбе военного инженера Владимира Михайловича Беринга, в 1928-1933 гг. возглавлявшего Артиллерийское конструкторское бюро завода №8 в Подлипках, городским краеведам в течение долгого времени было мало что известно. Более того, после его ареста собственная семья Беринга много лет ничего не знала об участи мужа и отца – это следует из документов, обнаруженных недавно в Российском государственном архиве экономики. На все запросы жены Саймы Иоганновны (Софьи Ивановны, Стеллы) Беринг, посланные ею в различные инстанции, приходили ответы, что её муж сослан в отдалённые лагеря без права переписки – так объясняли власти молчание давно расстрелянного человека. Дочь Марина Владимировна Беринг начала поиски отца в 15 лет, из года в год посылая письма на имя Сталина, Ворошилова и Молотова. Позднее она напишет об этом времени так: «… меня вызывали в НКВД, КГБ. Мне угрожали, меня просили, чтобы я прекратила поиски. Грозили, что меня отправят туда же, где отец. Он в то время был уже уничтожен. Об этом я узнала позже».

Марина Владимировна бережно хранила документы, связанные с жизнью её отца; именно она позднее передала их в архив, благодаря чему у нас появилась возможность восстановить, хотя бы частично, биографию Владимира Михайловича. 

Он родился 24 декабря 1897 года в дворянской семье. Можно предположить, что отец его являлся, как сейчас сказали бы, кадровым военным. На такую мысль наводит тот факт, что семья часто меняла место жительства, причём география этих переездов обширна: Владимир Михайлович родился в Екатеринбурге, во втором классе гимназии учился в Риге, а окончил гимназическое образование в Асхабаде (так в то время называли столицу современного Туркменистана)¹. Михаил Александрович фон-Беринг, отец артиллерийского конструктора, погиб в одном из боёв Первой мировой войны² в 1917 году.  Сам Владимир Михайлович находился в то время на Кавказском фронте, куда был направлен из петроградского Михайловского артиллерийского юнкерского училища. Ещё до мобилизации он поступил в Институт Корпуса инженеров путей сообщения, однако начавшаяся война, по сути, сделала выбор за него; она же и определила его будущую профессию.

В октябре 1917 г. Беринг в связи со смертью отца получил отпуск и приехал в Москву. Отсюда он ушёл добровольцем в Красную армию. В сентябре 1920 года его командировали в Артиллерийскую Академию РККА в Петрограде, баллистический факультет которой он окончил в 1925 году – как написано в удостоверении, «по первому разряду». Из этого же документа мы узнаём, что Беринг владел французским и немецким языками.

После выпуска он получил назначение в город Рославль Смоленской губернии на должность начальника опытной части; потом работал в посёлке Новогирееве Московской губернии (ныне район Москвы). В 1927 году Беринг попадает в Коломну, на Научно-испытательный оружейный полигон, а ещё через год начинает работу у нас, на заводе №8, в качестве руководителя Артиллерийского конструкторского бюро, ставшего впоследствии одним из ведущих в своей отрасли.

Здесь Владимир Михайлович трудился увлечённо, если не сказать страстно, почти не уделяя времени семье, о чём позднее, находясь в заключении и разлуке со своими близкими, горько сожалел: «Эти годы работы на НИОПе и заводе прошли как в тумане. Всё работа и работа. Помню, как я приходил с завода вечером, ужинал и ложился «полежать». Это «полежать» продолжалось часов до 2-х ночи. Затем я вставал, читал и потом уже ложился спать как полагается. Такая жизнь, конечно, была ненормальной…Обязательно некоторую часть дня надо уделять семье» (из письма жене С.И. Беринг). Неудивительно, что Сайма Иоганновна порой ревновала своего мужа к «Таньке» – так Владимир Михайлович в шутку называл танк.

Первой крупной самостоятельной работой АКБ под руководством Беринга стало 37-мм противотанковое орудие 1-К образца 1930 года. Его прототипом послужила пушка фирмы «Рейнметалл», приобретённая в Германии вместе с технической документацией и необходимым обрабатывающим оборудованием. Параллельно с работами по противотанковой пушке 1-К конструкторское бюро разработало, также на основе немецкого образца, 76-мм зенитную пушку 3-К. Орудия 1-К и 3-К, запущенные в валовое производство, стали базовыми для дальнейших разработок АКБ завода №8 в области противотанковой и среднекалиберной зенитной артиллерии.

В 1932 году, уже в качестве оригинального технического решения, конструкторы АКБ предложили на лафет орудия 1-К наложить 45-мм ствол, что позволило получить новую противотанковую пушку – 19-К, положившую начало массовому семейству так называемых «сорокапяток». Модернизированная модель этого орудия – 45-мм противотанковая пушка 53-К образца 1937 года – составила основу противотанковой артиллерии РККА к началу Великой Отечественной войны и крупносерийно выпускалась на всём её протяжении. Не уступая лучшим зарубежным аналогам, она успешно применялась не только для борьбы с подвижными бронецелями, но и для подавления живой силы и огневых точек противника.

На базе пушки 19-К, в свою очередь, были разработаны 45-мм танковая пушка 20-К (устанавливалась на лёгкие танки Т-26, быстроходные танки БТ, тяжёлые Т-35 и пушечные бронеавтомобили) и корабельная 45-мм полуавтоматическая зенитная пушка 21-К, вошедшая в состав вооружения большинства кораблей советского Военно-морского флота.

В феврале 1933 г. Владимир Михайлович Беринг был награждён орденом Красной Звезды. В июне он получил квартиру в Подлипках в так называемом «Директорском» доме – по ул. Карла Либкнехта, 4. А уже в августе Беринга арестовали и заключили в Бутырскую тюрьму.

По версии ОГПУ, главный конструктор якобы руководил «вредительской группой», целью которой являлся срыв выпуска заводской продукции. В этот период завод действительно работал неровно, и выполнение плана систематически оказывалось под угрозой. Кроме того, уже после принятия 45-мм танковой пушки на вооружение и в производство, выявился ряд её конструктивных недоработок. И хотя действительными основными причинами были: катастрофический недостаток подготовленных кадров – прежде всего, инженерных; несовершенные технологии; отсутствие опыта выпуска современных образцов вооружения; недостаточность и неосвоенность станочного парка; срыв сроков поставки комплектующих сторонними поставщиками; низкий уровень организация труда и трудовой дисциплины, –  вину, тем не менее, полностью возложили на группу специалистов во главе с В.М. Берингом.

Директорский дом по улице Карла Либкнехта, 4, где жил В.М. Беринг.

С 10 сентября по 1 декабря 1933 г. Беринга, находившегося под арестом, привлекли к работе Специального Бюро, созданного на заводе Экономическим управлением ОГПУ. В обязанности спецгруппы входило, в частности, «исправление дефектов конструкции (переконструирование)» систем 3-К, 19-К и 20-К. С конца ноября 1933 г. Бюро начало сдавать законченные работы. 

2 февраля 1934 г. Коллегия ОГПУ приговорила артиллерийского инженера к высшей мере наказания, однако 19 февраля приговор был смягчён, и расстрел заменён 10-ю годами заключения в исправительно-трудовых лагерях.

Работая в Сибири на стройке, Беринг продолжал конструкторскую деятельность. 2 июня 1934 г. он представил начальнику 2-го отделения Сиблага своё изобретение с просьбой направить эти материалы на рассмотрение в Главное артиллерийское управление. «Изобретение может дать в случае положительных результатов экономию в несколько миллионов и повысит техническую мощь Красной Армии», – сообщал Владимир Михайлович в письме, адресованном жене. Характер этого изобретения и его судьба не известны – так же, как не известно, было ли оно вообще отправлено по назначению.

Писал Беринг о своей новой разработке и техническому директору (главному инженеру) завода №8 Борису Ивановичу Каневскому. По просьбе мужа Сайма Иоганновна встретилась с Каневским и спросила его мнение об изобретении. По всей видимости, встреча не принесла ожидаемого результата: «Ты пишешь так сдержанно о разговоре с Борисом Ивановичем, что я начинаю думать об отрицательном отношении его к этому предложению. Сам он мне не писал, что, конечно, нормально. Я поручил ему дальнейшую судьбу этого дела и мне непонятны слова Бориса Ивановича – «это не так скоро» (отзыв). Поднажимай и пиши как есть. Если они сочтут, что это бред сумасшедшего – так и пиши. Мы, изобретатели, – народ необидчивый и сумеем отстаивать свои мысли» (из письма к С.И. Беринг). 

В конце июня 1935 г. В.М. Беринга перевели из Сиблага в Норильлаг НКВД СССР, в посёлок Дудинка Красноярского края, где он стал работать в системе Норильстроя инженером-механиком. «Целую, мои родные, из холодного Заполярья. Живу я здесь уже несколько дней, – писал Владимир Михайлович жене в очередном письме. – Здесь развёртывается большое строительство, включается даже постройка железной дороги. Строится комбинат по добыче платины, никеля (и угля для местных нужд). От Красноярска езды пароходом 6-7 дней <…> Ночи сейчас здесь нет, конечно. Солнце не слезает с небес. Зимой же, наоборот, месяца три его совсем нет. Зима продолжается с октября до конца мая. Лето – июнь-сентябрь. Кругом тундра. До чёрта – комаров и мошек. Носят кисею на широкополых шляпах. Я прекрасно приспособил полотенце с кружевом. Вот тебе картина моей здешней жизни. Между прочим, морозы (до 50-55 градусов) переносятся легко, как 30-35 в Красноярске».

Думается, последние строки были написаны для того, чтобы как-то успокоить родных, которым тоже приходилось очень и очень тяжело, хоть и жили они в это время в солнечном Ташкенте. Жена Беринга с трёхлетней дочерью после ареста мужа вначале пыталась устроиться в Москве (квартиру в Подлипках, вероятно, конфисковали ³). Но «друзья» в столице, от кого она рассчитывала получить помощь, отвернулись от неё.

Непродолжительное время Сайма Иоганновна с Мариной жили в Тайнинской –наверное, у знакомых. Затем Владимир Михайлович посоветовал жене поехать в Ленинград – город, где он учился и где у него, как он думал, ещё были доброжелатели. Сайма Иоганновна поехала туда, но и там не нашла ожидаемой поддержки. В итоге пришлось просить приюта в Ташкенте, у родственников Владимира Михайловича с материнской стороны. В архиве хранится соглашение, заключённое в апреле 1935 г. между Саймой Иоганновной и родственниками мужа, о том, что последние предоставляют ей полкухни для проживания. Однако Сайма Иоганновна обязана будет освободить помещение по первому требованию без обязательств со стороны хозяев подыскать ей квартиру. Впрочем, на этот поиск ей милостиво отводилось два месяца. «До нас в этой кухне держали кур и <вместе с нами> жил дядя отца В.К. Зенькович, который страдал запоями, но это был единственный человек, который старался чем-то облегчить нашу жизнь…», – с болью и обидой вспоминала потом Марина Владимировна Беринг.

Переписка Владимира Михайловича и Саймы Иоганновны была регулярной и частой – иногда обменивались радиограммами, но, в основном, всё-таки писали письма, дышащие надеждой на пусть не скорую, но неминуемую встречу. Письмо Беринга от 13 сентября 1937 г. оказалось, видимо, последним из адресованных семье. В конце него Владимир Михайлович, повторяясь (как это делают люди, не желая расставаться) написал: «Привет тебе, любимая. Будь бодрой, заботься о здоровьи. Целую дочурку Мариночку. Будьте здоровы. Крепко целую тебя, Стеллочка. Твой В. Беринг». А вскоре ответное письмо вернулось в Ташкент с наклеенным ярлыком «адресат выбыл на магистраль, освободился», и в доме по этому случаю плакали от счастья, ожидая возвращения любимого мужа и отца. Но время шло, а он не появлялся. И только в 1957 г. родные узнали, что в заключении Владимир Михайлович вторично был обвинён во вредительской деятельности, которую он якобы проводил в целях срыва строительства Норильского комбината. Решением Тройки УНКВД Красноярского края от 27 сентября 1937 года ему назначили высшую меру наказания. Приговор привели в исполнение 8 октября 1937 года в городе Дудинке⁴.

Марина Владимировна долго искала могилу отца, и с этой целью даже писала в Норильск, но тщетно. На таких могилах, как известно, не ставят крестов. Она интересовалась всем, что касалось жизни Владимира Михайловича. Вместе с матерью приезжала в город Калининград Московской области – в «Директорский» дом, где когда-то они жили, – но никого из знакомых они тогда не нашли.

В пору этих поисков она написала в Гостелерадио большое письмо, заканчивающееся словами: «Помогите найти следы отца, где он был, что делал, куда делись его изобретения. Мне ничего ни от кого не надо. Я хочу знать, чтобы рассказать о нём своему сыну и его детям. Ведь мне не было ещё трёх лет, когда у меня отняли отца. И до этого я не видела его, так как всего себя он отдавал «Таньке»… Десять лет без выходных и с редкими отпусками, а затем лагерь и смерть в полном расцвете творческих сил».

Осознавала ли Марина Владимировна, что, отдав документы на государственное хранение, она поставила отцу своеобразный памятник?.. Правда, к такому памятнику не принесёшь цветов…

Андрей БРИТИКОВ, Мария МИРОНОВА

*Статья была опубликована в газете «Калининградская правда» 10 июня 2010 г.; она является первым исследованием биографии Владимира Михайловича Беринга и результатом работы авторов в Российском государственном архиве экономики (РГАЭ, ф. 255, оп. 1, ед. хр. 6–17), а также других государственных архивах. На сайте Королёвского краеведческого общества дополнена комментариями (см. ниже). Корректная ссылка на печатный источник: Бритиков А., Миронова М. Беринг в Подлипках: от «сорокапятки» до безвестности⁵ // газ. Калининградская правда. – 10 июня 2010.

Комментарии:

1. Предположение авторов о том, что отец Владимира Михайловича Беринга, Михаил Александрович, являлся военным, впоследствии подтвердилось.
2. Здесь ошибка: смерть Михаила Александровича фон-Беринга наступила по естественным причинам, он умер в результате сердечного приступа, как показали дальнейшие исследования.
3. Квартиру Беринга в Директорском доме действительно конфисковали после ареста Владимира Михайловича.
4. В 1937 году Дудинка ещё не была городом.  
5. Название статьи присвоено редакцией газеты. При публикации в заголовке была допущена орфографическая ошибка: слово «сорокапятка» (сокращение от слова «сорокапятимиллиметровый» <калибр>) было написано как «сорокопятка».